Иду по ступенькам, из подошвы кроссовок у меня вываливаются куски грязи. На самом деле это не грязь, а сгустки мокрого снега, который забивается в протектор, а потом оттаивает и растекается по полу черными лужицами. И ничего с этим не поделать.
Уборщица, увидев меня, качает головой. Это женщина лет 50-ти, из мигранток. Я уже писала о ней - её ругала наша начальница за плохую уборку. «Есть же коврики»! - возмущается она, глядя на мои ноги. Здесь имеется в виду, что я должна была оббить обувь о коврики, которые лежат у двери. При входе я так и сделала, но это мало помогло. От снега сейчас никуда не деться.
Я поднимаюсь по лестнице, а уборщица покрикивает на меня сзади. Покрикивает она на своем языке, чтобы я не поняла слов. Оборачиваюсь, она тут же опускает голову и смотрит на швабру, которой трет ступеньку. У меня нет сомнения, что ругань предназначалась мне, здесь больше никого нет.
Наверное, в день перед ее глазами мелькает сотни ног, а она смотрит на них, как на вражье племя: я тут мою и мою, а они ходят и ходят. Часто мы оказываемся рядом в туалете, она набирает воду в ведро, а я мою руки. Там пятачок метр на метр, она пропустит меня к умывальнику, а сама станет вполоборота и смотрит с укоризной. Ничего не говорит, но в ее лице читается, что я белый человек и поработитель.
А то еще начнет бойлер выкручивать на максимальную температуру. У нас здание очень старое, и горячего водоснабжения там нет, на этажах стоят бойлеры электрические. Я подойду, поставлю на двоечку, чтобы не ошпаривать руки кипятком, когда моешь. Через время смотрю – опять стоит на четверке. Я мнительная или мне кажется, что между нами идет невидимая война непонятно за что?
Как-то уборщица разбила рамочку у нас в кабинете, а я, вместо того, чтобы сказать об этом начальнице, сделала вид, что не заметила. Наверное, с тех пор она считает меня существом слабым и недалеким.
Юлия Вельбой
Свежие комментарии