Дмитрий Ольшанский
История с мемориальной доской, некоторое время назад открытой в Петербурге маршалу Маннергейму, подходит к своему логическому завершению. Эта доска, которую уже обливали краской, пытались уничтожить, и на которую нападали в бесконечном количестве статей и блогов, будет демонтирована уже в ближайшие дни.
Все в полном соответствии с известным еврейским анекдотом о козе, которую требовалось сначала купить, а потом продать, чтобы возврат к состоянию статус-кво воспринимался со вздохом облегчения.Жаль только, что «коза» в нашем случае все-таки понадобилась, и еще — что пока она была с нами, в связи с ней обсуждалось совсем не то, что представляется важным.
Дискуссия, которая имела место в эти месяцы вокруг доски Маннергейму, состояла в основном из обсуждения личности самого маршала, касалась его дореволюционных, и позже — советского времени связей с Россией, а также степени искренности и энергичности его участия в немецких мероприятиях военного времени.
Смотреть на эти споры было как-то странно: как если бы однажды в Израиле, например, зашла речь об установке мемориальной доски кому-то из деятелей нацистской эпохи, и представители одной из сторон спора говорили бы: нет, вы не понимаете, он на самом деле не одобрял уничтожения евреев, он даже в письмах жене сообщал, что не желает иметь с этими операциями ничего общего, и даже есть сведения, что он приказывал своим подчиненным не помогать, когда где-то рядом ловили бежавших из лагеря евреев!
Все это очень мило и познавательно, однако понятно, что Израиль — это не то место, где имеет смысл заниматься мемориализацией пусть и косвенных, второстепенных участников гитлеровского правления.
Вполне возможно, что среди них могли оказаться люди благородные, одаренные, не склонные к зверствам, лично не принимавшие участия в массовых убийствах и презиравшие их, много полезного сделавшие в каком-нибудь смысле для Германии — такие, должно быть, и были. Вот пусть Германия и оценит их подлинные заслуги — вопреки тому времени и тому режиму, в рамках которого они действовали. Но в Израиле признанию архитектурного таланта Шпеера или финансового таланта Шахта все равно не место — и все это отлично знают, поэтому и дискуссия такая там не ведется.А вот в России, как выяснилось, можно поспорить: стоит ли чествовать в Петербурге участника блокады Ленинграда «с той стороны» — или не стоит? И начинаются «аргументы»: да он же и блокировал-то Ленинград только по крайней необходимости, а так-то он не хотел этим заниматься, да и не стрелял он толком, хотя мог бы, и не наступал, и потом еще у нас с Финляндией восстановились хорошие отношения, да и вообще — царский офицер, надо же видеть всю картину…
Не надо.
Вот именно в Петербурге — не надо. Там — вполне достаточно того, что город пережил одну из самых больших человеческих катастроф той войны, и никакие фигуранты блокады, даже самые «формальные», — не могут иметь доступа в пространство местной культурной памяти
И это вовсе не значит, что маршал Маннергейм должен быть каким-то специальным образом проклят, вычеркнут из истории, объявлен злодеем и проч. — вовсе нет. Если в Финляндии он считается национальным героем — почему бы не предположить, что финны имеют на то известные основания.
Но в Петербурге — не надо.
О чем это все?
Это все о том, что в России отсутствуют элементарные — на уровне всеобщего мгновенного рефлекса — основы национальной солидарности. В частности, в том, что касается войны — вопреки всей той истерической даже накрутке, которую по этому поводу как будто бы устраивает государство. Речь ведь не идет о сложных материях — вроде судьбы воевавшего в Югославии «Русского корпуса», который — да — воевал на стороне Гитлера, однако его участники никогда не были гражданами СССР, не изменяли присяге, да и не вели боевых действий со своим народом.
Нет, тут другое, самое простое: нельзя ли повесить в Петербурге доску тому, кто блокировал Ленинград? Нельзя? А почему?
И особенно грустно то, что на стороне недоумевающих оказался чиновник, отвечающий за культуру, чьи консервативные единомышленники еще недавно так гневно (и во многом справедливо) клеймили телеканал «Дождь» за идиотический вопрос о том, не стоило ли сдать Ленинград немцам. Тогда как будто бы все понимали, что «Дождь» осрамился — и его оппоненты злорадствовали.
И вот — выяснилось, что вопрос задать нельзя, а чествовать участника блокады — если очень хочется — можно
Результат был предсказуем. Очевидно было, что эта доска вызовет массовое возмущение, что будет позор, что ее в конце концов придется снять — и Маннергейм «закроется» так же внезапно, как и «открылся».
Но где был здоровый национальный рефлекс — вот вопрос.
Почему надо было дождаться, пока начнется большой скандал?
К сожалению, нет рефлекса.
Источник: https://um.plus/2016/09/08/otkrytie-i-zakrytie-mannergejma
https://newsland.com/community/politic/content/otkrytie-i-za...
Свежие комментарии