Герда Лангош пряталась в подвале своего дома вместе с мамой с 20 по 30 апреля 1945 года. Как раз в эти дни шёл штурм Берлина. Вот её рассказ от первого лица.
20 апреля 1945 года
В этот день я не пошла на работу. Вышло распоряжение, что транспортом могут пользоваться только обладатели «красных билетов» (военнослужащие и приравненные к ним лица), а у меня его не было. Пушки, которые мы слышали уже несколько дней, не приближались, но герр Гласнек сказал, что ждать осталось недолго. Он воевал, был ранен и его уволили с военной службы. По его совету мы с мамой перетащили все вещи в подвал. Вместе с нами это сделали и другие жители дома. Теперь мы стали жить в подвале.
21 апреля 1945 года
Первую ночь было тихо. Но днём стали летать самолёты. Мы весь день караулили, чтобы сбегать за едой, и не попасть под обстрел. Вроде наступала тишина, мы выходили из подвала, как опять всё начиналось. И мы снова бежали в подвал. Сколько мы там просидели, я не знаю, время словно остановилось.
22 апреля 1945 года
У нас совсем кончилась еда. Герр Гласник и герр Рохлиц вернулись с двумя мешками картошки. Оказывается, на вокзале Lehrter Bahnhof есть вагоны с картошкой. Я и другие соседи побежали туда. Но полиция не пустила нас к вагонам. Мы кричали, что картошка достанется русским, отдайте её нам. Но полицейские стали прогонять нас от вагонов. Я принесла маме всего несколько горстей картошки.
23 апреля 1945 года
Герр Гласник продолжает свои ночные вылазки. На этот раз он нашел холодильники на Шарнхорштштрассе. Там полно свиных туш, много сливочного масла и других продуктов. Но всё под охраной. Нужна справка от местной группы самоуправления, а где её сейчас взять?
Вечером пришёл капитан полиции, и объявил, что на нашей улице будут строить баррикаду. Мы все перепугались. Что могут эти примитивные баррикады из кроватей, стульев и горшков с цветами? Только привлекут русских. Но офицер был неумолим.
Мы стали упрашивать его сделать нам справку о выдаче продуктов из холодильных складов. Он сначала колебался, но мы сказали, что отдадим часть продуктов ему и его товарищам.
24 апреля 1945 года
Герр Гласник, герр Рохлиц и герр Прехтер стали готовится к вылазке к холодильным складам. Пешком до Шарнхорштштрассе от нашего дома на Келерштрассе было 5 минут. Но они собрались поехать на маленьком грузовичке герра Прехтера. Это было безумием. Наша улица хорошо простреливалась со стороны вокзала, а его уже заняли русские.
И вот они поехали. И сразу раздались выстрелы. Но герр Гласник обманул русских – он стал махать белой тряпкой, и выстрелы прекратились. На холодильном складе загрузили четыре свиных туши и четыре бочонка масла.
До полицейского участка доехали без проблем, и отдали полицейским две туши и два бочонка масла.
А на обратном пути русские уже не поверили в белый флаг. И стали стрелять из гранатомётов! Одна граната взорвалась прямо перед автомобилем. Но герр Прехтер сумел удержать автомобиль, и он просто докатился до дверей в подвал!
Нашей радости не было предела! Каждому раздали по четыре фунта масла и хорошей порции свинины.
25 апреля 1945 года
Нас очень много, поэтому еда снова заканчивается. Кто-то сказал, что на Шарнхорштштрассе начали печь хлеб. Я, герр Гласник, герр Рохлиц, доктор Хайнце решили проверить, так ли это. Когда мы добрались до пекарни, то увидели очередь, и встали в неё. И вдруг раздался свист, и прямо перед дверью в пекарню упала бомба. Мы попадали на колени, вокруг нас полетели кирпичи и камни. Опомнившись, мы бросились в разные стороны, и стали прижиматься к стенам домов.
Бежать в бомбоубежище никто не решился. Налёт продолжался около часа. Позже нам сказали, что это были русские. Но мы и так это поняли. Русские всегда бросали “легкие” бомбы, они повреждали здания, но не сносили. А американцы и британцы бомбили так, что здания сносило как картонную коробку ветром.
26 апреля 1945 года
Грохот от орудий теперь не прекращался ни на минуту. Особенно страшно было от низколетящих самолётов. Русские всегда летали после обеда, не бомбили, а обстреливали с самолетов.
Герр Гласник заметил, что русские ушли с Сеерштрассе в сторону Моабита, и стали вести огонь оттуда. У нас теперь не так опасно. На нашей улице стали появляться солдаты Вермахта. Один раз пришли четверо лётчиков из Люфтваффе, они несли своего товарища в клинику “Шарите”.
Мы испугались, когда они сказали, что хотят остаться. А что будет, когда русские увидят, что здесь не гражданские, а солдаты? Это были ужасные мысли, но когда твоя жизнь под угрозой, ты становишься жестоким и эгоистичным. Мы перестали быть приветливыми. Они это поняли, и решили уйти. Это была ужасная ситуация.
27 апреля 1945 года
Наш дом уже превратился в остов из-за постоянных гранат. Выбиты все стёкла, крыша проломлена, часть лестничных пролётов рухнула.
Солдаты стали приходить один за одним. Мокрые от пота, тяжело дыша, в крови, они заходили в подвал и просили воды и немного поесть. Мы давали им воды, а когда кончилась чистая вода, они стали пить воду, в которой мыли посуду. Фрау Прехер кормила этих ребят. Некоторым из них было по 16 лет.
28 апреля 1945 года
Мы уже смирились с тем, что солдаты Вермахта стали жить с нами в подвале. Не могли же мы выгнать их на смерть. Внезапно в подвале появился молоденький лейтенант, и стал кричать на солдат, чтобы они шли воевать. Мы думали, что он сошёл с ума! Всё уже кончено, мы проиграли!
Солдаты спросили, чем воевать, оружия нет. Лейтенант кричал, что оружие лежит на улице, надо просто поднять его. Он начал размахивать пистолетом, и кричать: “Трусы, решили отсидеться с гражданскими”? Солдаты стали подниматься, и выходить. Остались только несколько тяжелораненых. Лейтенант исчез также внезапно, как и появился.
30 апреля 1945 года
И вот этот день настал! В 8 утра мы услышали русскую речь. Русские стали бить прикладами в дверь подвала. Мы с мамой обнялись, заплакали, и стали просить прощения друг у друга. Другие женщины тоже заплакали. Мужчины замерли. Раненые солдаты Вермахта лежали в самом далёком углу подвала, чтобы их не было заметно.
И вот дверь была выбита, и в подвал вошел первый Русский. Моё сердце остановилось.
Но он не выглядел так, как будто сейчас убьет нас! Он посмотрел на нас, улыбнулся, и два раза сказал “Добже, добже”. Мы не знали, что сказать, и стали повторять за ним на разные голоса “Добже, добже, добже, добже”. Русский засмеялся, потом спросил, не прячем ли мы солдат. Мы сказали, что солдаты были, но ушли. Русский сказал, что война закончилась, и ушел.
Я обняла маму и заплакала.
Фигачу на удалёнке с 2011 года
Свежие комментарии